Капли дождя стекали по окнам. На несколько секунд я позволил себе полюбоваться ими. Буйство природы прекрасно, оно всегда придавало мне сил, даже сегодня. Хотя в городе бушует другая сила, которую мне придется остановить.

«Птицы, птицы, собирайтесь у мраморного гнезда», — услышал я приглушенный, спокойный и очень уверенный голос мортуса. Чем-то он мне не нравился, хотя работа… что ж, я сам заставил всех их выполнять эту работу. Так было необходимо.

Я отвернулся от окна. Время не ждет и в этом городе оно стало моим врагом. Не главным, нет, но очень серьезным. Шум на первом этаже привлек мое внимание. Должно быть, опять кто-то пришел. В эти тяжелые дни все хотят моего внимания, но что делать, если его не хватает на всех? Я стараюсь, но сил недостаточно.

Худощавый парень лет тридцати с грохотом отодвинул стул и хотел было на него сесть, но завидев меня мигом вытянулся во фрунт.  «Мортус двенадцатый», — браво отрапортовал он. Изо рта у него скверно пахло, да и выглядел исполнитель неважно. Тяжелую работу они себе выбрали. И не знаешь, что хуже: таскать или видеть.

«Всех перенес, — продолжал докладывать он, утирая струящийся пот. — Только закончил. Как вы велели, все в доме».

Я велел? Не помню. Может, бредит. Выглядит он синевато-бледным, белки глаз покраснели. Неужели симптомы? Добрались и до каменного двора. Бдил, бдил, да не уберег. Ай да молодец, бакалавр. Знаешь, как проиграть войну меньше, чем за сутки.

Надо посмотреть, про кого он говорит. До конца осталось недолго, но больных все равно надо осмотреть. Мортус указал на соседнюю комнату, и я, натянув хирургические перчатки, открыл дверь. Многих же он перенес сегодня, верно. Мужчины, женщины, дети… Не меньше тридцати человек, все — вповалку на полу. И все мертвые. Зачем он принес мертвых в госпиталь, когда я изо всех сил стараюсь не допустить инфекцию хотя бы в эти дома?

Гнев, бессилие, недоумение — со всеми эмоциями можно разобраться позже. Пока надо поговорить с мортусом. О чем? Все уже сделано, но… Но я не могу оставить все как есть. Ворвался в комнату и понял, что могу. Парень лежал, широко распахнув стекленеющие глаза, уронив голову на стол. Из приоткрытого рта уже растекалась по столешнице лужица желтоватой слюны. Чума! Чума пришла в мой собственный дом.

Я выбежал на улицу. Дождь, еще пару минут назад казавшийся таким умиротворяющим, поливал полыхающие огни. Повсюду мортусы и костровые в защитных балахонах сжигали трупы. Кажется, на углу улицы мелькнула и исчезла в голодном жадном пламени седая голова судьи. Не может быть. Пока живы Каины, жив и этот проклятый Город. И следом еще одна леденящая мысль пригвоздила меня к месту: а Мария, что с ней?

С тем я и проснулся. Ужас пережитого во сне кошмара не желал отпускать. Я лежал в кровати, прокручивая в памяти каждую секунду ужасного видения. Должно быть я слишком переутомился в последние дни. Не мудрено. Борьба с песчаной чумой отнимала много сил.

После смерти моей глупой бедняжки Евы Ян, мне выделили новый дом — типовое двухэтажное строение, обитатели которого не в добрый час сгинули в зараженном квартале. «Омут» стоял пустой, безжизненный и заколоченный. Каждое утро я видел его из окна. Черная вода в озере, окружавшем дом, странно контрастировала с нежным солнцем сентябрьского утра. Словно предупреждала меня, напоминала, что расслабляться еще рано, и беда не отступила.

Посыльный с утра не принес ни одного письма. Довольно необычно. За эти несколько дней в городе я успел привыкнуть, что чуть свет меня хотят видеть горожане. Улица, как всегда, оказалась довольно оживленной. Бурах как-то, посмеиваясь над моим столичным пониманием жизни, объяснил что близ Горхона движение никогда не затихает. Что верно, то верно, ночью тут полно бандитов, а в зараженных кварталах шныряют мародеры.

Раннее утро наполняло воздух непривычной свежестью. Стоило обновить запасы еды, пока цены на съестное вновь не подлетели втридорога, как часто здесь бывало, и, наслаждаясь меланхоличной осенью, я направился к ближайшей лавке. По всему Городу звонили колокола. Не помню, чтобы раньше сталкивался с подобным. Остановив ближайшего прохожего, я спросил, в чем причина.

- Так столичный дохтур чуму победил, — радостно осклабился мужик. — Праздник, считайте.

- Серьезно? Это кто ж сказал?

- Судья Каин давеча объявил. Народу перемерло, — мужик немного помолчал, — считайте только пара кварталов, где живые остались. Да я вот сам из беженцев, с той стороны реки. Повезло. А вся семья… — он махнул рукой. — Молодец он, дохтур энтот. Победил заразу. Сам, правда, ночью умер. Вот и колокол звонит: сразу и праздник, и траур.

Я ошеломленно молчал. Что  происходит? Чуму удалось сдержать, а Бурах уверял, что смог изобрести панацею. Две трети жителей Города мы потеряли, но стало понятно, что победа не за горами. Но все же до неё еще далеко. Отходил ко сну я под треск погребальных костров, а солдаты и мортусы продолжали охранять госпитали и чумные дома. И стоит ли говорить о том, что я не умер!

Я поспешил прочь, к Горнам, где заседал штаб, а Георгий Каин смог бы объяснить происходящее. Люди высыпали на улицы. Постовые, костровые, мортусы, военные — все бросали свои посты и устремлялись вслед за основной толпой, к Собору. Я схватил за плечо одного мортуса и развернул к себе.

- Ну-ка, докладывай, что тут происходит, кто разрешил оставить пост? – рявкнул я.

Выражения лица за маской исполнителя было, конечно, не разобрать, но голос у мортуса дрожал.

- С-судья объявил, что Чуму победили,  - пролепетал он. – Все могут возвращаться по домам. Карантин снят, охрана снята. Больные уходят из Собора, сейчас там на площади будут раздавать хлеб в честь праздника. Трупы выносят из мертвецкой, то есть из театра. Велено захоронить их на улицах, да еще на каждую могилу колокольчик привесить.

- Колокольчик-то зачем? — только и смог пробормотать я.

Что же они делают? Ни за что не поверю, что Каин решил уничтожить Город, а ведь именно к этому все и идет. С огромным трудом мы изолировали заразу, закрыли чумные районы и дома, а теперь отпускаем песчанку на свободу. Зачем? Это верная смерть. И никакая попрошайка-самозванка с её мнимым чудом нас не спасет!

- Вы мои приказы исполняете, а не судьи, — рявкнул я, теряя к собственному стыду всякое самообладание. -  Я — бакалавр, танатолог, Даниил Данковский, человек, которого вы сами пригласили в этот Город, чтоб уберечь его от беды!

Мортус попятился от меня, мотая головой в клювастой маске чумного доктора.

- Дак ведь доктор… ночью умер в горячке, — прошептал он и затерялся в толпе.

К Каину, немедля, решил я! Только он расскажет, что за дурдом творится в этом Городе.

Георгия я застал в его кабинете. Он стоял у стола, глядя в окно на семейное кладбище и статую у гробницы Нины. Перед ним стоял свежий, вытесанный из дорого дерева гроб, старческими руками Георгий поглаживал его крышку, и только мой кашель смог привлечь внимание судьи.

- А, Даниил, здравствуй, здравствуй, - проговорил он, не приглашая, впрочем, меня присесть. – Чудесный день, не правда ли. Даже скорбь не сможет его испортить?

- Скорбь? – переспросил я.

Георгий обошел гроб и придвинулся ближе ко мне.

- Ведь ты же умер минувшей ночью, - с неподдельной горечью сказал он. – Что поделать, Городу нужны мертвые герои. Так проще верить в их подвиги.

Я не нашелся с ответом.

- Зачем вы нарушаете мои приказы? Хотите, чтобы чума вновь расползлась по Городу. Немногих я сумел уберечь от смерти, но и они скоро окажутся под угрозой.

Георгий покачал головой и крепко сжал мое плечо.

- Ты так юн, Даниил, горяч. Даже излишне горяч для прагматика-ученого. Думаешь, я желаю смерти Городу? Нет. Он мое детище, и я верю в его силу. Нам всем послано испытание, и ни ты, ни Бурах, ни даже Алая хозяйка не смогут ему помочь. Город сам должен победить смерть. Это — экзамен. Победит, будет жить, ну а нет… - старик умолк.

- Вы же и Марию подвергаете опасности, - тихо промолвил я.

- Не суди о том, чего не знаешь, бакалавр. Алую хозяйку какой-то чуме не одолеть. Она не сдастся так просто, не потеряет душу в лабиринтах многогранника, не закроет глаза и не умрет… как ты умер.

- Я жив.

- Чем докажешь?

- Я стою перед вами.

Судья засмеялся.

- Этот Город, Даниил, умеет выделывать и не такие штуки. Ты лежал в бреду трое суток. Дети не отпускали тебя ни на минуту. Но ночью твое сердце остановилось. Ты слишком долго бегал от смерти. Нельзя безнаказанно бросать ей вызовы и верить, что однажды она не ответит.

Мимолетом я бросил взгляд за окно и застыл. Зеленое марево веяло над кварталом, умирающие люди стонали на земле, зараженные в страшных холщовых масках и плащах бродили по улицам. Всюду горели костры, бегали крысы. Чума была во всем Городе. Я зажмурился, но видение не исчезло.

- Что же происходит? – прошептал я.

На месте Каина уже стояла Саба Успинэ, местная не то шаманка, не то хранительница одного из бесконечных культов Уклада.

- Ты просто посмотрел мне в лицо, мальчик, - раскачиваясь, проговорила она. Её черные глаза со зрачками разной величины пронизывали меня и питали страхом. – Не хотел ты умирать правильно, но все равно пришлось. И пришлось, как пришлось. А теперь смотришь мне в лицо. И что же? Боишься этих глаз? Боишься игру, в которую никто не выигрывает?

Она закрутилась на месте, напевая «птицы, птицы, собирайтесь вокруг мраморного гнезда». Где-то я уже это слышал. Во сне, то же говорил тогда мортус… Мортус в маске птицы. И мраморное гнездо… Уж не исполнителей ли жнецов смерти призывала она к могиле?

- Верно мыслишь, мальчик, - кивнула Саба и тут же приняла облик больного горожанина. – А меня помнишь? Я не болел чумой, всего лишь лихорадкой, но ты не мог рисковать и запер меня вместе с чумными в Соборе. Я умирал там целую вечность.

- Ты — смерть, - сказал я утвердительно. И горожанин засмеялся, обрастая перьями, превращаясь в мортуса, он косился на меня желтыми стеклянными глазами и подходил все ближе.

- Верно, бакалавр. Вот мы и встретились.

- Значит, я еще не умер.

- Лежишь при смерти в бреду, сам не чувствуешь? Как тебе теперь эти игры? Игры — клетки. Не знаешь правил, не садись, ведь выбраться не сможешь. А знаешь правила, так и играй по полной. Но ведь ты не знаешь, бакалавр. Вот потому я за тобой и пришла сегодня.

- Чем докажешь? – спросил я.

- Ничего я доказывать не буду, - тихо засмеялась Смерть, - сам все понимаешь. Сам все знаешь.

- Знаю, - согласился я. – Я ведь столько тебя искал. И всю жизнь посвятил победе над тобой. Но… тебя ведь просто нет. Это Город мне сказал. Смерти для одного нет, пока жив род. Земля примет кровь и подарит жизнь. Уйти можно, но ты просто войдешь в новую дверь. Здесь правит бессмертие, и даже, если не боишься идти дальше своего земного тела, тебя просто больше не будет сдерживать время, вот и все. Есть только эволюция.

- Ты понял правила,  - согласился мортус.

Я стоял в кабинете Георгия Каина. Полуденное солнце стучалось в окна, тихо пели снаружи птицы. Сегодня двенадцатый день эпидемии, суббота. Суббота выдалась злой, дурной, но мои приближенные живы, силуэт многогранника бледнеет на горизонте, а в степи по-прежнему поет твирь. Песчаная чума ушла. Теперь я вижу.