Девочка

А лес, который окружает теперь тебя плотным частоколом, вырос из моих костей. Ты сам посадил его когда-то. Посадил целый лес, чтобы скрыть одно-единственное дерево. Чтобы забыть, не мучиться, уверовать, что не было ничего… Но мы напомним. Как тени, мы почти бесшумны и вездесущи. Вот и твой дом уже не твой, как казалось тебе раньше.

Ты до сих пор проходишь мимо моей комнаты и даже иногда заходишь внутрь. Там все еще остались мои рисунки, следы, отпечатки. Неуловимая часть меня, мимо которой ты проходишь, будто это пустое место. Я и сама стала для тебя пустым местом, звуком, который будоражит тебя в ночи, но не имеет тела или смысла. Меньше, чем призраком, ведь призраков ты хотя бы боишься.

Прости, не призраков — гостей. Ведь так ты их зовешь? Во всяком случае звал. Звал намеренно, когда был совсем еще юным и, хотя не помнил обо мне, силился заполнить пустоту внутри своей души. Ты пытался вызвать мой образ из небытия твоей памяти, но вместо это вызывал их, гостей, которые теперь приходят в твой дом как к себе. Ты сам приучил их к этому. Ты вложил в них все, чего так опасался в жизни, а теперь бегаешь от них, будто от огня. Но ведь они смотрят на тебя твоими глазами, зовут тебя твоим голосом. Ты не понимаешь.

Ты снова просыпаешься посреди ночи и обходишь дом. Свет керосиновой лампы такой неверный: то ли зрение тебе изменяет, то ли память, то ли рассудок. Комнаты кажутся такими пустыми! Но постой пару минут, твои глаза привыкнут и начнут различать. В этом подвале на полу оставались следы крови. А скелеты в шкафу — иногда это более материальные тайны, чем ты думаешь. Здесь все пропитано нашей памятью. Гости стараются достучаться до тебя, но ты боишься. Совсем не выходишь из дома. Тогда мне придется открыть двери самой.

Это они наряжали нас в белые рубахи. Молодая активистская сволочь — сказал о них однажды твой отец. Он не был героем, отнюдь. Но приютил нас, одно это заслуживает благодарности. Знал ли он, кто мы? Едва ли. Догадывался? Может быть. Но поначалу путал с детьми. Двоих он потерял, двое поселились в темноте заколоченных комнат. Баш на баш, и какая разница, те или эти?

Мы оба знаем, почему ты так хотел забыть: меня твой отец нашел, а тебя потерял. Потерял того, кого хотел защищать до последнего своего вздоха. Ты не прощал мне этого, знаю. Но здесь никто не виноват. Обычные дети не могут тягаться с такими, как мы.

В доме ты до сих пор видишь мои листья. Они остались в комнатах, они являются тебе в облике гостей. Не беги от них — это память обо мне. Разгадка, которую нашел твой отец. Он правда хотел понять меня, хотел помочь. Но что он мог? Ты можешь больше, мы ведь были друзьями, вспоминай.

«Кажется, здесь жил маленький ребенок», — бормочешь ты, проходя мимо моей комнаты. Да. В углу все еще остался сопрелый куль — когда-то мое одеяло. Тут пахнет осенью и разложением: землей и прелыми листьями. Запахи, которые так мне нравились.

***

Отец

Пишу эти строки, а у самого руки трясутся. Сегодня принял непростое решение. Пришла наша очередь, все, как снилось накануне. Не знаю, зачем правительство отбирает детей на комиссии. Своего не отдал. Решение пришло в последний момент. В дверь уже стучались. Своего загнал в подвал, спрятал в старом крепком шкафу. Дома двое чужих детей, уже не помню, чьи они. Кто-то привел, просил проследить. Я следил, но раз такое дело… Две девочки. Одна все время плакала, когда её уводили, повторяла, что зовут Дашенькой. Этот плач до сих пор стоит в ушах. Вторая держалась молча, отстраненно. Не помню, как её зовут. Не знаю. Пил все эти дни, боялся за сына, как видно, не зря. Сказал, что одна — моя, вторую привели соседи. Ушли, забрав детей, грозились найти тех соседей и «наказать по-свойски». Куда уж больше.

Сына выпустил только час спустя, боялся, что прознают и вернутся. Но они не вернулись.

Прошло несколько дней. Так и не вернулись. То ли не заметили обмана, то ли все равно. Про девочек никто не спрашивает. Уже не помню, чьи они, но город совсем опустел, быть может, их родителей и нет в живых. Думал, возьму себя в руки и перестану пить, но совсем опустился. Совесть мучает. Но знаю, что прав. Своего сына не отдам им никогда. Стараюсь не выпускать его из виду. Просто на всякий случай.

***

Сын стал убегать. Дом большой, чужой, закрытых комнат тут много. Ловил, давал ремня, но продолжает исчезать. Прижал его, плачет, клянется, что нашел в доме еще одного ребенка. Не верил. Но ребенок и правда есть. Сидит в углу, на контакт не идет, не разговаривает и совсем не ест.  Не стал настаивать, пусть привыкает потихоньку. Назвал Невидимкой.

***

Сына давно не видел. Немудрено, дом большой. Если охота играть в прятки — пусть играет. Ест исправно, и то ладно. Невидимка ко мне привыкает. Отворачивается все меньше, хочу понять, мальчик это или девочка. Голос грубый, скрипит что-то из-под своего одеяла. Еду не берет.

Где-то поселился второй ребенок. Ночами плачет, обхожу комнаты, но найти его не могу. Оставляю еду, где только можно. Несчастные дети, не могу понять, что с ними не так.

В комнате Невидимки появляются следы, значит, ходит гулять, пока я сплю. Следы на полу, на потолке и стенах… Не вижу рационального объяснения, но это и неважно. Может, сбежала от комиссий. Это они делают с нашими детьми? Лучше не думать. Алкоголь помогает справиться.

***

Кажется, в доме были еще дети. Уже неважно. Невидимка со мной. Для остальных просто накрываю стол. Прибегают сами, что-то перехватывают. Сын, наверно, среди них. Не вижу его несколько недель.

Невидимка привыкла. Наверно, это все-таки девочка. Вожу её гулять. Ходит босая, завернувшись во все белое. Рубашка на ней, подол длинный, вместо пальто — одеяло. Переживаю, осень все-таки, вдруг замерзнет. В ответ только скрипит. Умеет разговаривать или нет? Голоса её не слышал, но она меня понимает. Гуляем в парке. Решил узнать, что любит, показывал разные ягоды и травы. Отворачивается. Спрашиваю, что нравится. Молчит. Дает понять, что сама покажет.

Вечером её нет, нет и ночью. Но наутро вся постель в прелой земле и листьях. Несли будто комьями, в подоле. Это точно моя Невидимка. Долго же придется отстирывать рубаху. Думал, почему принесла именно это, почему молчит, почему не говорит со мной, кажется, я начинаю догадываться.

***

Жилец

Похоронены они недалеко, я точно знаю. В парке сразу за домом. Видел, как отец роет яму, потом сажает над ней дерево. Наверно, не хочет забыть, где выкопал. Парка раньше не было, но одинокое дерево привлекало много внимания, тогда мы посадили много деревьев.

Отец стал совсем нелюдимым. Он потерял меня. Даже если показываюсь ему на глаза, делает вид, что не замечает. В доме стало совсем одиноко. Отец говорит, что девочек, которые жили тут раньше, забрали. Но я-то знаю, что они лежат в яме. Сколько можно спать? Пытался выкопать, но отец накричал и избил ремнем.

Ужасно скучно.

Друзей завести нельзя, вокруг никто не живет, люди побросали дома и уехали, мы живем в чужом доме. Слишком большом, чтобы жить тут вдвоем.

Отец каждый день проверяет дерево. Уже осень. Подолгу сидит у ямы, с дерева падают листья. Приходит домой, а на сапогах приносит землю и желтые листья. Если нельзя играть с настоящими друзьями, приходится звать воображаемых. Каждый день играю в новые игры, игр много. В последнее время кажется, что они стали действовать.

Моя любимая — «дом на краю». Играть очень просто. Накройте стол так, как накрывают его для поминок. Вместо приборов положите листы бумаги. Закройте глаза и рисуйте на каждом листе. Мысленно повторяйте разными голосами "Круглое, круглое...", представляя себе размеры кругов. Рано или поздно раздается голос, как будто кто-то произносит эту фразу: "Квадратное!" или "Нет, не круглое!" Тогда нужно выйти из комнаты и закрыть за собой дверь. Гости пришли, и я больше не один.

***

Девочка

Ведь ты сам призвал нас, когда был маленьким. А теперь забыл. Вот и не говори, что гости незваные. Мы поможем вспомнить, будь спокоен. Откроем бреши, покажем те фрагменты реальности, которые ты так старательно избегаешь последние годы. Страницы из дневника, и те ты вырвал, чтобы не помнить.

Но память — это я. Не прячься. В игре в прятки всегда выигрывает лишь тот, кто остается на виду. Ты закрываешь двери, торопишь время, но ночь все равно придет. Если ты сам не открываешь мне, придется подойти ближе. Еще и еще. Тук-тук-тук.